Влад еще раз возблагодарил Федьку с его Господом.
— Удалось также узнать, — продолжал Трансильванец, — что в это время в Европе находился порученец Черного Барона. Человек этот нам известен — очень серьезная личность, обладает безграничным доверием Барона, занимается только самыми серьезными операциями. Есть основания полагать, что он прибыл в Европу, чтобы договориться с Граевым о деталях заказа. Это все, что я могу сейчас тебе сказать. Других данных нет.
— Вы этим займетесь?
— Пока нет, — помедлив, ответил Трансильванец, — сейчас все силы брошены на обеспечение встречи в верхах, ты о ней наверняка знаешь, о ней везде писали, но, если дела так пойдут и дальше, безопасность, конечно, вмешается. А мне этого, честно говоря, не хотелось бы.
Воронцов остро глянул на собеседника:
— Тебе нужно то, что ищет Граев. Так что это?
— Я не знаю, что именно он ищет, — сознался Трансильванец.
— И мы опять на том же месте?
— Могу лишь подозревать, — ответил Трансильванец, — по нашим данным в руки рейха могли попасть Небесные Колокольцы.
— А Грааль они не отыскали, случаем? — пробормотал растерянный Владислав.
— Искали, но не нашли, — усмехнулся Трансильванец — но Грааль не из того ведомства. А вот Колокольцы нейтральны, кому в руки попадут, с тем и работать будут.
— Так… — Владислав совсем растерялся.
Трансильванец пожал плечами:
— Сведения о них появились перед Отречением, вроде на них наткнулась какая-то экспедиция. Но это все. Сгинули еще в Монголии. Остальное — только догадки. Из убитого некромант вытащил слово «Тибет», тут и раскручивать стали. Я могу ошибаться.
Но Влад почему-то чувствовал: тварь права.
— В любом случае, — продолжал Трансильванец, — это должно быть что-то стоящее. А сейчас — извини…
Туман снова заклубился. И фигура собеседника растаяла, лишь голос долетел издалека:
— Ты позовешь меня. Ты обещал.
Воронцов устало открыл глаза, возвращаясь из летней лунной ночи в серую хмарь тусклого ноябрьского утра. Трава вокруг него покрылась тонкой корочкой льда, а сам он чувствовал себя так, словно внутри его выла метель, выдувая последние остатки тепла. Такое случалось каждый раз, когда приходилось связываться через тонкий мир, поэтому Владислав очень не любил такой способ общения. А уж с Трансильванцем и в реальности говорить — что гостить во дворце Снежной королевы.
Устало поднявшись, он, с хрустом ломая траву, вышел из ледяного круга, оделся. И побрел к машине.
Страшно хотелось спать, но такой роскоши он себе позволить не мог. Предстоял тяжелый рабочий день.
День, который умный пятнадцатилетний мальчишка уже не увидит.
Ворожея отправил своих людей в цирк, едва услышал первые слова Дениса. Старшим назначил Ковальчука, который с блеском провел операцию, в полной мере задействовав легенды о черных инквизиторских «воронках», увозящих людей среди ночи. Увезли, правда, только двоих — директора цирка и завхоза. Остальных очень вежливо попросили оставаться в своих комнатах, никуда не выходить и не предупреждать коллег о том, что в цирке дежурит инквизиция и милиция. Присутствие милицейских Ковальчука смущало, но своих людей не хватало, и он воспользовался правом привлекать местные органы правопорядка. Правда, не особо на них надеясь, он поручил милиции самую простую работу — расставил их как часовых у комнат, в которых запер артистов и обслугу.
Доставив директора и завхоза на место, инквизиторы тут же развели их по кабинетам и принялись прессовать, держась в рамках законности и приличий, но очень твердо и настойчиво.
Увы, операция немедленных результатов не дала, некоторые артисты снимали квартиры в городе, кое-кто с вечера ушел и еще не вернулся, и где их черти носят, узнать никакой возможности не было.
Воронцов ввалился в кабинет оперуполномоченного, пребывая в состоянии злой стеклянной усталости, которая обостряет мысли и убивает эмоции. Увидев его, директор цирка поначалу обрадовался и привстал, пытаясь одновременно изобразить некий жест почтения в сторону Владислава и указать Ворожее, что вот появился человек, который сейчас решит все проблемы, но Воронцов, не глядя на благообразное лицо деятеля искусств, упал на стул, сграбастал со стола хозяина кабинета стакан, осушил его в три глотка, со стуком поставил обратно и, выдохнув, откинулся на спинку стула.
— Ну? — Марк Тойвович сочувственно смотрел на Владислава. За одну ночь тот почернел, высох, в углах его рта образовались складки, придавшие лицу выражение угрюмой жестокости.
— Плохо, Марк Тойвович. Но это мы потом обсудим. Сначала кое-какие точки над «i» расставить необходимо. — Влад повернулся на стуле, — Так какие у вас подозрения насчет мага в цирке были, Алексей Николаевич? На чем основаны?
Директор разом утратил всю респектабельность и обаяние. Эффектная прядь и ухоженные усы стали невообразимо пошлыми. Он натужно улыбнулся и развел руками:
— Э… Владислав Германович. Это же частное дело! Этика.
— Какие у вас подозрения? — повторил Владислав.
Архипов совсем стух. Его глазки воровато забегали, он беспомощно оглядывался то на Ворожею, то на Воронцова, не зная, кого бояться больше. Растерянно теребя платок трясущимися ручками («Маникюр у него, что ли? Ох ты…»), он проблеял:
— Ну как же! Я же говорил! Я сказал всё. Мне думалось…
— Вы идиот? — с нехорошим спокойствием спросил Воронцов и продолжил, обращаясь уже к Ворожее: — За сегодняшнюю ночь я видел, как воет по убитому ребенку мать, разговаривал с ударившимся в религию некромантом, допрашивал мертвого, а под конец общался с существом, которое большинству и в страшном сне не привидится. Как думаете, Марк Тойвович, я сейчас настроен на долгий задушевный разговор?